Форум » Министерство магии » Департамент Магического Правопорядка » Ответить
Департамент Магического Правопорядка
Game Master: Одно из самых главных подразделений Министерства, представляет собой объединение органов правопорядка и правосудия. Этаж второй Министерства Магии. Департамент Магического Правопорядка, включающий в себя Сектор борьбы с неправомерным использованием магии, штаб-квартиру авроров и административные службы Визенгамота. Несколько широких коридоров, по обе стороны которых тянется длинная череда дверей – именно за ними располагаются офисы подразделений департамента. Кое-где между дверьми есть окна, о погоде за которыми заботится специально созданный для этих целей хозяйственный отдел.
Ответов - 3
Aisling Yaxley: ost В стоящей на столе пепельнице медленно тлела сигарета, создавая вокруг сидящей девушки дымовую завесу, огораживая от окружающего мира. На фильтре не было и следа того, что её кто-то курил, да это так и было, и девушка лишь изредка брала её пальцами и стряхивала пепел, что бы та не потухала. Это помогало сосредоточиться на документах, что она держала в руках. Это пошло еще с детства, когда отец приходил к ней в комнату, когда она не могла заснуть, обнимал и шептал что-нибудь успокаивающее. От него почти всегда пахло табачным дымом и виски, но как, ни странно, она успокаивалась. Кто-то, сказавший, что служба в департаменте Магического Правопорядка очень увлекательна явно никогда тут делал. Затишье, царившее последние пару дней, предвещало бурю, посему весь отдел ходил на нервах. Постоянно слышались чьи-то свары, споры, или щелчки зажигалок. Как на странно, большинство предпочитало не использовать ради своих целей волшебные палочки. Начальство, словно не замечая всей этой нервозности, сказало, что эта передышка - шанс разобраться с документами, которые обычно просто недосуг сортировать. Положив листки с отчетами на стол, она поставила сверху чашку с кофе, словно выражая все, что она думает об этих цифрах, которые еще никому не помогли, и вышла из кабинета по направлению к комнате, выложенной простым белым кафелем. Плеснув себе в лицо горсть воды, она вяло подмигнула собственному отражению в зеркале. Под глазами синяки, по белкам прошлась красная сеточка полопавшихся сосудиков. Двухдневная бессонница и режущий слизистую табачный дым сделали свое дело. Так почему-то было легче, легче себя жалеть, упиваться своими бедами. И лишь приходя домой, в небольшую квартирку в старом районе Лондона, скидывая с ног при входе обувь, и босиком проходя по мягкому ковру, медленно раздеваясь, раскидывая по посещению вещи, она словно скидывала с себя все это. Простая рубашка - и нет головной боли на тему, кто же применял непростительные заклятья рядом с Биг Беном; синие джинсы - и никто не пытался что-то украсть из Гринготса. Все просто. А потом, как по ритуалу, что стал привычным в последнюю неделю - мягкое кресло у окна, и кот Селвина, так и оставшийся без имени, свернувшийся у ног, и стакан с виски в руках, что медленно опустошался к ночи. А потом - попытка заснуть, смотря в белый потолок. Рассеянно убрав с лица прядь волос, она вышла оттуда, но не вернулась в офис, а вместо этого остановилась у окна, за которым кто-то наколдовал рассвет над морем. Тоненькая полоска бледно-розового цвета поднималась над темной гладью, освещая её, предвещая новый день. В последнее время, ребята, работающие над погодой за окнами, старались, как могли, и проявляли фантазию, то ли в попытке ободрить товарищей, то ли пробуя новые заклинания. Она рассеянно провела пальцем по стеклу. Девушка уверенным шагом идет, почти бежит по коридорам, что бы успеть на собственную смерть. Наверное, если отбросить всю поэтику, это можно назвать и так. В конце концов, кто сказал, что после всей этой заварушки кто-нибудь выживет. Но вот страха уже нет. Да и вообще ничего нет, лишь немая сосредоточенность берет её за холодную руку и переплетает пальцы в согласии и поддержке. И ей даже слышатся эти шаги рядом с собой, тихие, но отдающиеся грохотом церковного набата в воспаленном сознании. Резкий шум заставляет её обернуться, и увидеть за спиной связку ключей, вывалившихся из кармана, предательское сердце делает два резких стука, а потом затихает. Она возвращается на пару шагов назад, подбирает их с пола, а потом, поддаваясь такой любимой и родной усталости, приваливается к стенке, что бы дать передышку, потому что нервы натянуты как гитарные струны перед выступлением какого-нибудь виртуоза. Вот только она не чувствует холодной глади стены, вместо этого, что-то теплое, и почти мягкое. Тело действует само: моментально отшатнуться назад, поднять палочку, до боли зажатую в руке, и ломающимся голосом произнести заклинание, подкинутое подсознанием. - Петрификус...
Narcissa Malfoy: Нарцисса никогда не была сторонницей активного способа выяснения отношений. В конце концов, что, нельзя использовать умственные способности, что бы решить проблему, а не стараться доказать свою правоту позерством? Выкрикивать заклинания может каждый, пытаясь таким образом утереть нос кому-то другому. Человек, предпочитая подобное, опускается на несколько эволюционных ступеней ниже. Ведь в цивилизованном обществе подобная вариация «закона джунглей» - «кто сильнее, тот и лучше», вообще неприемлема и должна держаться если не под строжайшим запретом, то хотя бы под угрозой серьезного наказания. Подобным взглядом на жизнь Цисс и отличалась от своей старшей сестры Беллатрикс. Именно потому, когда судьба, блеснув перед нею рядом вставных зубов, обрекла её на это злополучное "путешествие" по Министерству в качестве своеобразной приманки, она ничуть не удивилась. Вот если бы Лорду пришло в голову отправить сестрицу на это задание вместо неё, тогда бы Нарцисса усомнилась в целесообразности этих действий. Да Белла ведь скорее разнесла здесь все по кусочкам, имей она такую возможность, чем вступала с аврорами - нет, вы подумайте только - аврорами!... - в светские беседы на отвлеченные темы. А ей, ох, предстояло заниматься именно этим, пока человек, которому была отведена более важная роль, выполнял свою миссию. Вполне себе простенькое занятие, не находите? К Министерству Цисс прибыла одна. Брать с собой какой-либо торжественный конвой, - согласитесь, это было бы довольно глупо, даже не смотря на то, что по пути женщина откровенно скучала. Развлекать себя самой предстояло лишь мыслями о том, что сегодняшний вечер будет проведен гораздо забавнее, чем те, что она проживала в компании навязанных ей обществом "истинных аристократок". Да и перекинуться парой слов с Руквудом, что уже ждал её персону, было милой возможностью размяться в ожидании предстоящего. Неведимка-Яксли, судя по словам вышеупомянутого работника Министерства, уже томился в ожидании где-то внутри. Откровенно говоря, Малфой не совсем представляла, как ей теперь искать во всех этих коридорах. Впрочем, это было уже не её проблемой. Ей была дана простая задача, которую следовало бесприкословно выполнить. Проникнуть вглубь вместе с ней - это уже задача самого Яксли, а не Нарциссы, так что ему просто несказанно повезет, если он встретит её где-то по пути. Все же идти, настороженно прислушиваясь к шороху из каждого угла - это выглядит несколько ненормально, не так ли? Даже не смотря на то, что, в принципе, в жизни Цисс в какой-то степени руководствовалась таким подходом. Постоянное накручивание, видение в каждом направленном к ней действии и чувстве какого-то подвоха, лжи и неискренности – все это порождало миниатюрную пароною, за которой следовали замкнутость и скрытность. А с тем грузом в душе, который копился на протяжении десятка лет, жить было намного сложнее. Однако, это ведь совершенно разные вещи. Потому, пробираясь по коридорам Департамента вперед, она вообще не выражала собой никаких эмоций. Лишь зачатки холодной заинтересованности, которая испещряла бледное лицо какой-то странного оттенка краской чувств, обычно и не присущих мисс Малфой. Ведь основная её задача здесь - ничем не выдать себя и своего вынужденного "коллегу". И уж кто-кто, а она была уверена в том, что, если ничто фатальное и роковое ей не помешает, то с этим ей дано будет справиться великолепно.
Aisling Yaxley: ...я, кажется, совсем разучилась дышать. В моих легких застыли клубы едкого сигаретного дыма, который с утра неприятно царапает горло, в них ядовитые выхлопные газы огромного мегаполиса - я так и не бросила этой привычки идти до дома пешком. Полчаса по оживленным магистралям, сквозь толпы ползущих по своим делам людей, и еще десять - по маленьким уютным улочкам, на которых дети прыгают через скакалку и рисуют классики летом, и играют в снежки сейчас. По улочкам, где живет смех, и редкие крики матерей, что зовут детей домой, к ужину, и просмотру какого-нибудь доброго семейного фильма. После Рождества никто еще не убрал украшения, поэтому там до сих пор царит праздник, словно он, уходя из города, остался там попить чайку, зайдя в один из этих дружелюбных домов. А мои легкие уже забыли, какой на вкус прохладный и свежий воздух Ирландии, что яростными порывами треплет одежду, и заставляет слезиться глаза, когда выходишь на открытую возвышенность, что бы закричать, раскинув руки в стороны, и представить, что за спиной вот-вот вырастут крылья. Помнишь, что мы с тобой тогда орали, срывая голоса, и валяясь на влажной от вечерней росы траве? Что мы вечны, что мы будем королями этого мира, что мы свободны и независимы. Помнишь? Или эти воспоминания стерлись из твоей памяти, как и запах родного ветра из моих легких? Как ты думаешь, Селвин, нас там ждет все так же примятая трава, и брошенный на землю полосатый шарф? Остались ли на крыльце наши следы, или мы сами все это стерли, когда сбежали от свободы в эту клетку, да еще и самостоятельно повернули ключ в замке. И сейчас, в твоих глазах, я вижу выражение хищника, которого посадили в вольер, и подкидывают куски яса в качестве поощрения, но зверь не чувствует его вкус, потому что оно пресно, его не нужно ловить, оно вряд ли знало, что такое жизнь. Жалеешь, Яксли? Всегда забываю, что у нас с тобой одна фамилия, простишь меня за это? А потом, может быть, мы найдем в себе силы простить всех остальных. Тех, кто остался свободными, и сейчас вместо нас выплясывают в пабе, под одобрительные выкрики и шипение льющегося в кружки пива. И тех, кто запер себя за решетку сознательно, понимая, что ключ от замка утерян навсегда. Но это только может быть. Сейчас это слово стало ключевым. Может... А может, когда-нибудь я забуду звук своего падающего на холодные, обжигающе ледяные каменные плиты пола Министерства. Не вспомню, ту злость, что тогда вползла в мою душу, отдаваясь глухой несправедливостью в ушах. Но не потому, что из-за твоего заклятья я не могу пошевелиться, и это вызывает панику, а потому, что я узнала тебя слишком поздно. Я совсем разучилась тебя чувствовать, Селвин. Простишь мне еще и это. Понятия не имею, какие цели вы преследуете, а то, что ты не один, я понимаю, когда оказываюсь под мантией-невидимкой, и старательно пытаюсь не смотреть тебе в глаза, ибо боюсь не увидеть там той искорки жизни и безудержного, сумасшедшего веселья, того, что всегда поддерживало тебя - внутреннего стержня. А попросту - совести и чести, которая есть у нас обоих, правда в искореженном понятии. Я, кажется, совсем разучилась красиво говорить и связно думать. Но я не разучилась чувствовать обиду и злость, отчаянье и презрение. А так же глухую тоску, когда ты поднимаешься и уходишь, словно только что был один, целостный человек, а от него вдруг отняли половину. Но заклятье парализации действует не долго, и я надеюсь, что оно спадет к тому времени, как ты вернешься, Яксли. Прости, я все чаще забываю твое имя, Селвин. Но за это - не прощай, не по тому, что я не прошу, а потому что у тебя его не осталось.
полная версия страницы